Всего минут тридцать от силы уйдет у вас на дорогу от музея Орсе до вокзала Сен-Лазар в Париже, идти придется не по прямой – по извилистым улочкам и не всегда вдоль памятников старины, но на то он и город со средневеково-архитектурным ландшафтом. Примерно столько же по времени понадобится, чтобы отмерить семимильными шагами расстояние от импрессионизма в живописи до импрессионизма в кинематографе. Всего через полчаса, дойдя до неприметного кинотеатра на улице Паскье, недавний посетитель музейных залов, где собраны работы импрессионистов, превратится в кинозрителя, заинтригованный новым лицом - не сказать, чтобы красивой девушки - на афише с именем известного кинематографиста. Кристоф Оноре в конце сентября заполонил парижские кинозалы новыми именами, новыми впечатлениями, своими новыми мыслями о своем городе. Заключительная часть трилогии о Париже зимой как завершающий кусок панорамических полотен с небезызвестными нимфеями (или кувшинками, как кому нравится). Но кинокартина дышит инеем. Опять на фильм ушло чуть больше года, опять сюжетные линии дают крен то ли из-за дрожащей кисти, то ли по-авторски рассредоточенный мазок ложится заведомо неровно. Но задумка не в этом, замысел, как всегда, смел и дерзок. И даже есть политическая подоплека. Еще не будучи президентом Французской республики, Николя Саркози, выступая в Лионе, резко высказался по поводу правил приема на работу госслужащих, подчеркнув, что глупо и бесполезно заставлять их штудировать роман мадам де Лафайет «Принцесса Клевская». Оноре не смог стерпеть оскорбления в адрес столь нежно любимого им романа и выпалил примерно следующее: «Пусть кто угодно говорит, будто ничему уже и не учит нас написанный три века назад роман, но утверждения подобные – лишь признак жизненной неискушенности, мешающей принять искусство как необходимый способ передавать знание о мире. И я пускаюсь в эту авантюру со злобой и отчаянием человека, который во что бы то ни стало желает опровергнуть услышанное».

В самом деле, в авантюру пустился – в титрах «Прекрасной смоковницы» гордо значится: «… навеяно романом мадам де Лафайет “Принцесса Клевская”». И тот, кто читал (а среди современных французов на вскидку таких не так уж много найдется), не без удовольствия поиграют в угадалочку, раскручивая многоликий, но незамысловатый ребус. Ап, и мы попадаем вместо королевского двора XVI-го века в самый что ни на есть настоящий век XXI, во Францию, в Париж, где запрещено курить в публичных местах, где в 16-м фешенебельном округе в Лицее Мольера учатся одухотворенные подростки, они зубрят русский и с пронзительно-урчащим французским акцентом, старательно ставя ударение на последний слог, декламируют Пастернака: «Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, Свеча горела…» Они слушают оперные арии на уроках итальянского, со знанием дела разбирая оттенки смысла. Говорят на литературном французском. И не подозревают, какими несчастьями для всех обернется появление новенькой приятного вида ученицы по имени Жюни. Явление принцессы: вскоре она станет Клевской, «закадрив» между делом скромного Отто – принца Клевского – из компании своего кузена Матиаса – видама де Шартр. Однако на уроке итальянского языка преподаватель-ловелас, коим положено быть знойному последователю римлян, «волей случая» оказывается за одной партой с новенькой: его место учителя занимает усердный ученик. И, о боги, стрела Амура пронзает пылкое сердце. Мосье Немур, герцог Немурский падает к ногам принцессы Клевской. Она его не принимает … всерьез, но трудно ученице устоять перед очарованием взрослого наставника. Далее сюжет развивается в соответствии с линией оригинала, любовные коллизии, амурные послания, написанные одними, но из-за неожиданной огласки сменившие автора, страдания, игра чувства и разума, добродетели и куртуазного порока, необходимая смертельная развязка, столь свойственная французскому роману XVII-XVIII вв. Может быть, Оноре прогадал, поставив Луи Гарреля на место учителя и сделав его несчастным влюбленным, Гаррель все еще по-ученически молод. Не прогадал Оноре в одном, перенося действие зарождающегося психологического романа в стены современного парижского лицея. Он выбрал верный возраст – до двадцати – для своих героев. Француз, особенно в Париже, часто крадет у будущего, торопится жить, начиная вгрызаться в запретный плод лет с четырнадцати-пятнадцати. Пройдет еще лет десять, и наступит момент разочарования в людях, чувствах, настанет время закрыться, обезопасить себя от ненужных переживаний. Но пока у Оноре они любят до ненависти, ненавидят до самоотречения и желают до помутнения рассудка. Пока они искренни, и поэтому, как и Гас Ван Сент в «Параноид парке», Оноре любуется, не таясь. На правах режиссера он немного меняет сюжетные повороты, затормаживая или наоборот ускоряя действие, ведомый своими страстями и своими привычками. Кому-то это не нравится, поколению кинематографических 60-х, например, а вот современные лицеисты принимают Париж Оноре на ура и хотят соответствовать. Неотрывно они следят за перемещениями знакомых по «Парижской истории» лиц во «Все песни только о любви», а теперь и в «Прекрасную смоковницу», где Грегуар Лепренс-Ренге стал принцем Клевским, Луи Гаррель – герцогом Немурским, Клотильда Эсм и Алис Бюто перевоплотились в преподавателей, а Кьяра Мастрояни задумчиво курит, сидя в кафе и глядя на потоки дождя за окном. Они улыбнутся друг другу, что-то поймут и разойдутся, принцесса Клевская вернется к принцу, а Кьяра исчезнет в толще парижского дождя под грустную мелодию из музыкального автомата, уйдет навстречу своим воспоминаниям о том, как сама играла принцессу Клевскую в фильме Мануэля де Оливейры «Письмо». Что бы ни говорили, но Париж Оноре всегда отличался удивительной достоверностью, может быть, даже не по качеству характерных персонажей – по атмосфере фоновых зарисовок: вечерние посиделки в кафе, прогулки по утренним улицам, бульварные пересечения. И кажется, моментами ему больше удается еле уловимый образ владелицы кафе, чем полнозначный характер первого плана. И кажется, увлекаясь, моментами он убегает от морали мадам де Лафайет, которая говорит о верности и добродетели, а он, перечитывая роман, все ее прямолинейные утверждения в фильме переиначивает в нериторические вопросы. Под музыку все того же Алекса Бопена. И кажется, моментами судить о фильме можно резко, немилосердно, но факт остается фактом – лицо той самой неизвестной девушки с афиши, Леы Сейду, теперь красуется на первых страницах всех кастинговых проспектов у самых известных режиссеров Франции.